В них нет знакомого тепла.
Все их посылы акварельны.
Их ревность к людям не светла
и на сырых холстах Творенья.
Как песнь, невидимы они,
и звуки извлекают сами –
не прикасаясь искони
к душе бескровными крылами.
Они сновидцы, очи, сны.
Над поднебесной воспарили,
светлее млечной белизны,
нежней цветов в венке Марии.
Но, как подкинутые дети,
глядят на смертных иногда –
решая, что за них в ответе,
уничтожая города.
Все их посылы акварельны.
Их ревность к людям не светла
и на сырых холстах Творенья.
Как песнь, невидимы они,
и звуки извлекают сами –
не прикасаясь искони
к душе бескровными крылами.
Они сновидцы, очи, сны.
Над поднебесной воспарили,
светлее млечной белизны,
нежней цветов в венке Марии.
Но, как подкинутые дети,
глядят на смертных иногда –
решая, что за них в ответе,
уничтожая города.
(0)
Ты ушёл, улыбнувшись, оставив мне старой Москвы
панораму, в которой мне не было места живой…
Я смотрела вослед сквозь зачатки весенней листвы
с высоты златоглавой на облик исчезнувший твой.
Милый, нет литографий прекрасней, чем этот пейзаж.
Купола, купола, купола моих чувств до небес!
Ты уже не поможешь, ты всё мне сегодня сказал.
Я и так благодарна, что вновь прикоснулась к тебе.
панораму, в которой мне не было места живой…
Я смотрела вослед сквозь зачатки весенней листвы
с высоты златоглавой на облик исчезнувший твой.
Милый, нет литографий прекрасней, чем этот пейзаж.
Купола, купола, купола моих чувств до небес!
Ты уже не поможешь, ты всё мне сегодня сказал.
Я и так благодарна, что вновь прикоснулась к тебе.