... И тогда, в 1981 году, я знал: решение о введении военного положения будет висеть на мне до конца моих дней. Я говорил об этом на суде. Военное положение для меня было кошмаром. Но другого варианта, лучшего для Польши, на мой взгляд, тогда не существовало. Я знал реалии эпохи. Я знал, чем мог грозить нам отказ от введения военного положения. Могу привести известные слова Брежнева: «Если польские коммунисты поддадутся контрреволюционным настроениям, то судьба Польши, судьба мира в Европе будет решаться силой». Если бы я был советским генералом и увидел происходящее в Польше, я бы принял решение вмешаться.
(0)
Мой отец похоронен в Бийске, поэтому я и летаю сюда. Это была война — страшное время. Но я помню теплоту сибирских сердец, встречу, как нас приняли. И это для меня — самое главное. Я сказал, что обязательно приеду. Я должен быть со своими друзьями, россиянами, с которыми вместе воевали, и молодым поколением, потому что я и уважаю и люблю Россию.
Не ко всем. Ведь в каждом обществе есть разные люди. Я осознаю, что патология системы, царившей там долгие годы — это одно, а люди — это другое. Хотя это сейчас немодно, я уважаю и люблю русских. Я знаю их от сибирский тайги до кремлевской площади, от космодрома на Байконуре до Большого театра. Я их знаю насквозь. Это великий народ: они являются нашим соседями, и при этом сотрудничество с ними важно для нашего развития, хотя бы если речь идет о сырье. Мы должны поддерживать с ними хорошие отношения. Однако для танца нужны двое, так что следует привести наши шаги в соответствие друг с другом. (На вопрос о том, с симпатией ли Ярузельский относится к русским)
Я горжусь тем, что я был первый, кому Михаил Сергеевич Горбачев передал официальную информацию, что это злодеяние связано с решениями НКВД и совершено силами НКВД, и вручил мне списки убитых польских офицеров. (О Катыни)
Я не устаю извиняться за то, что было неправильно.