В душе ты жаждой смерти жил,
И все же был великий Дух.
Но боль тогда ты центром мнил
Вселенной, к ней лишь не был глух.
Тогда был сон и смерть – покой,
Вокруг чего вращался мир,
И крест, овеянный тоской,
Был ближе, чем веселый пир.
И все же был великий Дух.
Но боль тогда ты центром мнил
Вселенной, к ней лишь не был глух.
Тогда был сон и смерть – покой,
Вокруг чего вращался мир,
И крест, овеянный тоской,
Был ближе, чем веселый пир.
(0)
В душу мою посмотри: упоенье
Светом и цвета безудержный пир.
Нет ничего, но тут скрыто движенье,
Сущность вещей и тумана, и мир.
О, что за бури огонь расщепляют,
О, столкновенья и снова – простор.
Линий, что бездну, как нож рассекают,
Круговоротов свистящих напор.
Светом и цвета безудержный пир.
Нет ничего, но тут скрыто движенье,
Сущность вещей и тумана, и мир.
О, что за бури огонь расщепляют,
О, столкновенья и снова – простор.
Линий, что бездну, как нож рассекают,
Круговоротов свистящих напор.
Виденья знавший и запечатлевший тень их
Пером иль кистью на бумаге иль холсте,
Их форму – в цвете, а их суть – в стихотвореньях,
Прекрасные иль нет – тысячекратно те.
Ты был подобно всем нам; страсть, что ты боялся,
Была ничем иным, как жжением огня,
Что и из мрачных бездн, и в небесах являлся,
К высотам Творчества вслед за собой маня.
Пером иль кистью на бумаге иль холсте,
Их форму – в цвете, а их суть – в стихотвореньях,
Прекрасные иль нет – тысячекратно те.
Ты был подобно всем нам; страсть, что ты боялся,
Была ничем иным, как жжением огня,
Что и из мрачных бездн, и в небесах являлся,
К высотам Творчества вслед за собой маня.