В скрыне на соломе лежала дурочка Марыська, бледная, как облатка, и тихая, как рукавица, из которой ушла ладонь.





И лишь теперь я отдаю себе отчет в том, что знал с самого начала: эта весна чревата неграми.


Разве под столом, разделяющим нас, не держимся все мы тайно за руки?


Шесть дней творенья было Господних и ясных. Но в день седьмой почувствовал Он чужую мысль под рукой и, устрашенный, отнял длани от мира, хотя творческий его порыв рассчитан был на еще многие дни и ночи.

