... У молодого поколения сейчас существует клиповое сознание. А это другая быстрота, другой ритм, другие процессы. Возможно, в жизни эти процессы будут еще больше убыстряться, и в то же время в искусстве скорее всего вновь станет притягателен ритм произведений... допустим, Ивана Сергеевича Тургенева. Но чтобы сейчас работать в тургеневском ритме, необходимо чувствовать и любить бешеный, современный ритм. И нужна истинная литература.
(0)
... Удивительная вещь произошла с фильмами Сергея Бондарчука. Когда он снимал, многие режиссеры казались несравнимо современнее ... А ныне его "Война и мир", "Ватерлоо", "Степь" поражают. В то же время произведения этих вчерашних новаторов кажутся такими примитивными, таким "нафталином", что они становятся "ниже спора"... Нет, недаром, видно, Бондарчук ходил везде с двумя книгами - Библией и Данте. Это Вера и Высокая Литература... Если этого нет, то произведение оказывается всего лишь вчерашним обманом...
... Эта формула - поэт в России больше, чем поэт - напрямую относилась и к театру. Люди в России, сами того не подозревая, шли в театр как на политический митинг. Это была своего рода "гласность в темноте". Они ловили малейшие намеки и воспринимали все через призму Эзопова языка. И радостно аплодировали отрицательным героям. В период строжайшей цензуры был разработан такой лукавый ход в литературе. Главные запретные мысли автора передавались именно отрицательными персонажами. В том мире постоянной лжи, где "дважды два - пять", публика необычайно радовалась, когда ей сообщали крамольную истину, что "дважды два все-таки четыре". Это воспринималось зрителями как откровение.
И у нас времена больших средств на некассовое кино уходят сейчас безвозвратно. Зато художники получили полную свободу творчества... Знаете, свобода - это очень трудная вещь. Я без нее уже не выживу, но подавляющему большинству она оказалась не нужна... Кроме того, теперь приходится не только работать, творить, но и непременно думать об одобрении... Нет, не власти, которая еще недавно, отняв свободу, давала художнику гарантированную пайку и требования которой были ясны и предсказуемы. Но думать об одобрении весьма ветреного, постоянно меняющего вкусы читателя или зрителя...
Потом наступила перестройка и свобода от цензуры... Театр должен был стать не властителем дум, а властителем чувств. А это совсем другое. Как и в литературе. Все ожидали, что без коммунистического гнета она рывком рванется вверх, подобно распрямившейся пружине. Увы, ни в литературе, ни в театре этого не произошло. Потому что "служенье муз не терпит суеты", а перестройка - это огромное количество человеческих действий, это суета. Великая литература вызревает лишь в покое, в годах покоя и размышления, когда появится поколение художников, не только свободных от ужасных привычек выражать свои мысли в полуфразах, в Эзоповом языке, но попросту не знающее, что такое "внутренний цензор" и страх Слова. Так же и режиссеры... Один замечательный режиссер, чтобы защитить от цензуры пьесу Теннесси Уильямса "Трамвай "Желание", поставил ее с хорошим концом. Думаю, бедный автор умер бы, увидев, что сделали с его пьесой... Вот когда подобные рассказы будут вызывать не улыбку, а недоумение, - у нас начнет рождаться новое искусство.
Реклама эта называлась - "запрещение". Ибо запрещение спектакля и воспринималось как знак качества. Театр тогда не понимал, что, запрещая, министерство становилось соавтором его успеха. Сейчас такой рекламы уже нет и никогда (к несчастью для некоторых, чьи репутации и были построены на подобных запрещениях), дай бог, не будет. Теперь театр - это только театр. И я счастлив этому обстоятельству... Но в прошлом был определенный парадокс...
Я никогда ничего не делал потому, что это было кому-то надо. Надо было только мне...
Я часто повторяю известную формулу: "Все хорошее, что нам говорили о социализме, - это ложь. Но все плохое, что нам говорят о капитализме, - это правда". Судите сами, после продолжительного сопротивления Министерство кинематографии давало Андрею Тарковскому деньги на съемки фильма, который был враждебен власти и не сулил успеха у массового зрителя. А на Западе он их искал трудно, и не нашел, и не мог найти, к примеру, в Америке - законодательнице киномоды. Ибо Голливуд ни в коем случае не место для рискованных творческих поисков, для "трудного кино".