Вот снова желтым, черным и зеленым
сияют горы пройденного дня.
И солнечный закат с ковра струится,
потоком красным захлестнув меня.
Сияют склоны. Всадник замирает,
как будто что-то слухом он вбирает.
Я слышу дальний ветер многих лет —
шагов, объятий, расставаний, бед.
сияют горы пройденного дня.
И солнечный закат с ковра струится,
потоком красным захлестнув меня.
Сияют склоны. Всадник замирает,
как будто что-то слухом он вбирает.
Я слышу дальний ветер многих лет —
шагов, объятий, расставаний, бед.
(0)
Светится ночь. Под луной проплывает
тень облаков.
Трогает ветер на склонах пологих
стебли спящих цветов.
Сирень отцвела уже, вянет,
но розы красны.
Как горечь свиданий украденных —
так же остры...
Ночь обнажает предметы, звенящим пространством
приподняв темноту.
— Мы идем рука об руку, вместе,
и входим в звезду.
тень облаков.
Трогает ветер на склонах пологих
стебли спящих цветов.
Сирень отцвела уже, вянет,
но розы красны.
Как горечь свиданий украденных —
так же остры...
Ночь обнажает предметы, звенящим пространством
приподняв темноту.
— Мы идем рука об руку, вместе,
и входим в звезду.
Смерть, я ее встречал, еще когда был мальчишкой.
Но только как неподвижность тех,
кто был дорог мне.
Но никогда — как холод, как тень,
что со мною рядом,
как то, от чего не скрыться ни наяву, ни во сне.
И никогда — как вторженье сторонней силы,
сведенное сухожилие над пропастью ледяной.
И никогда — будто падаю, падаю в бездну,
в чужую остывшую руку
вцепившись своею рукой.
Но только как неподвижность тех,
кто был дорог мне.
Но никогда — как холод, как тень,
что со мною рядом,
как то, от чего не скрыться ни наяву, ни во сне.
И никогда — как вторженье сторонней силы,
сведенное сухожилие над пропастью ледяной.
И никогда — будто падаю, падаю в бездну,
в чужую остывшую руку
вцепившись своею рукой.