Лондон Джек - афоризмы, цитаты, высказывания и изречения

— Мы только посмотрим, только посмотрим, — в волнении пробормотал Педро, когда Игнасио поддел одну из досок острием топора. — Потом мы снова закроем ящик и... Да просунь же туда руку, Игнасио! Ну, что там такое, а?.. На что похоже?
Игнасио долго дергал и вытягивал что-то; наконец, показалась его рука, в которой был зажат картонный футляр.
— Ага! Доставай аккуратно: ведь придется обратно класть, — предупредил его Педро.
Когда футляр и бесчисленные обертки были сняты, жандармы увидели большую бутылку с рисовой водкой.
— Вот так упаковка! — в изумлении пробормотал Педро. — Должно быть, очень хорошее виски, раз его хранят с такими предосторожностями.
— Американское! — вздохнул другой жандарм. — Только один раз в Сантосе мне довелось попробовать американского виски. Замечательная штука! Такая у меня сразу появилась от него храбрость, что я выскочил прямо на арену во время боя быков и с голыми руками бросился на разъяренного быка. Правда, бык меня сшиб, но на арену-то я все-таки прыгнул!
Педро взял бутылку и хотел было отбить горлышко.
— Стой! — воскликнул Рафаэль. — Тебе же заплатили за то, чтоб ты был честным.
— Заплатить-то заплатили, да разве тот, кто дал мне деньги, сам честный? — возразил Педро. — Это же контрабанда. Старик наверняка не платил таможенной пошлины. У него контрабандный товар. Поэтому давайте возблагодарим судьбу и с чистой совестью вступим во владение им. Мы его конфискуем и уничтожим.
— Старик — жулик, — прокудахтал Педро. — Когда он завтра утром явится сюда за своими "тремя звездочками", я арестую его как контрабандиста. Это всем нам будет зачтено в заслугу.
— Если мы уничтожим доказательства — вот так? — спросил Аугустино, отбивая горлышко ещё у одной бутылки.
— Мы оставим доказательства — вот так! — возразил ему Педро, хватив пустой бутылкой о каменный пол. — Слушайте, друзья, давайте договоримся. Ящик был очень тяжелый. Его уронили. Бутылки разбились. Виски вытекло — и таким образом мы узнали о контрабанде. Ящик и разбитые бутылки будут достаточным доказательством.
(Цитата из романа «Сердца трёх», 1916)

— Олигархия и в самом деле точит зубы — на нас с тобой во всяком случае. Мне сообщил об этом Уиксон чуть ли не этими самыми словами. Собственно для олигарха он проявил величайшую любезность — предложил мне вернуться в университет. Как это тебе нравится? Грязный обирала Уиксон решает вопрос, быть или не быть мне профессором Калифорнийского университета! Впрочем, он осчастливил меня и еще более лестным предложением: возглавить грандиозный институт физических наук — это новый проект наших олигархов: ведь им нужно куда-то девать свои прибыли. «Помните, что я сказал этому социалисту, приятелю вашей дочери? — спросил он меня. — Я заявил ему, что мы раздавим рабочий класс. И так оно и будет. Перед вами я преклоняюсь, как перед ученым. Но если вы свяжете свою судьбу с судьбой рабочего класса, вам тоже солоно придется. Вот и все, что я вам хотел сказать». И он повернулся и пошел прочь.
Мы как раз ждали квартальной выплаты сьеррских дивидендов, однако все сроки прошли, а отец не получил обычного извещения. Повременив несколько дней, он написал в контору. Оттуда немедленно ответили, что имя отца не значится в книгах Компании, — более того, у него вежливо попросили объяснений.
— За объяснениями дело не станет, черт бы их побрал совсем! — сказалпапа и отправился в банк взять из сейфа свои акции.
— Твой Эрнест просто гений, — заявил он мне, возвратясь, когда я помогала ему снять пальто в прихожей. Со мной эта публика уже расправилась. — Представь себе, акций как не бывало! В сейфе одни только голые стенки.
Повстречав мистера Уиксона на улице в Сан-Франциско, он позволил себе назвать этого джентльмена отъявленным негодяем. Папу тут же арестовали, предъявив ему обвинение в оскорблении действием, приговорили к штрафу и обязали впредь не нарушать общественной тишины. Но какой шум подняли местные газеты! Они самым серьезным образом кричали о «микробе насилия», который поражает всякого, кто соприкасается с социалистами. Тихое, мирное житие моего отца выставлялось примером тлетворного действия этого ужасного микроба. Некоторые газеты утверждали, что престарелый профессор не выдержал умственного напряжения и сошел с ума и что самое целесообразное — отвести ему палату в соответствующем казенном заведении. Следующим на очереди оказался наш дом, где прошло мое детство. Папе была предъявлена неведомо откуда взявшаяся просроченная закладная и предложено немедленно выехать. На самом деле ни о какой закладной не могло быть и речи: за участок было полностью заплачено при покупке, а дом строился на наличные деньги; и участок и дом были свободны от долгов. Но это не помешало нашим гонителям составить закладную по всей форме, со всеми полагающимися подписями и даже с отметками об уплате процентов за много лет. На сей раз папа и не пикнул: раз у него забрали все деньги — значит, могли забрать и дом. Искать защиты было негде. У власти были те, кто решил его уничтожить.
(Цитата из романа-утопии «Железная пята», 1908)

— Оставь ты в покое ящик, Педро, — со смехом сказал ему один из жандармов. — Тебе же заплатили два песо за то, чтобы ты был честен.
Помощник начальника тюрьмы вздохнул, отошел на несколько шагов, присел, снова посмотрел на ящик и опять вздохнул. Разговор не клеился. Жандармы то и дело поглядывали на ящик.
— А знаете, я, пожалуй, готов отдать одно из этих двух песо, только бы узнать, что в ящике.
— А вот и Игнасио! — воскликнул Рафаэль, приветствуя вошедшего тюремщика, опухшие глаза которого были явным доказательством того, что он только-только встал после сиесты. — Ему ведь не платили за то, чтобы он был честным. Иди сюда, Игнасио, удовлетвори наше любопытство и скажи нам, что в этом ящике.
— А я почем знаю? — ответил Игнасио, хлопая глазами и глядя на предмет всеобщего внимания. — Я только сейчас проснулся.
— Значит, тебе не платили за то, чтобы ты был честным? — спросил Рафаэль.
— Всемилостивая матерь божья, да кто же мне станет платить за честность! — воскликнул тюремщик.
— В таком случае возьми вон там топор и вскрой ящик, — довел свою мысль до конца Рафаэль. — Мы этого сделать не можем: ведь Педро должен поделиться с нами своими двумя песо, значит, нам тоже заплатили за честность. Вскрывай ящик, Игнасио, а не то все мы помрем от любопытства.
(Цитата из романа «Сердца трёх», 1916)

— Разве сила закона не в том, что он служит справедливости?
— Сила закона в том, что он служит силе.
— А где же наше хваленое правосудие?
— Что ж, сильный всегда прав, — тут нет никакого противоречия.
— И это тоже — суждение профессионала? Скажите, а разве подчинение своих личных взглядов профессиональным не является нравственным самокалечением, своего рода умышленным членовредительством.
(Цитата из романа-утопии «Железная пята», 1908)

— Разве ты не знаешь нашу печать? Ее дело — изымать и запрещать.
— А репортеры? Ведь я сама их видела.
— Ни одно слово епископа не появится в печати. Ты забыла о редакторах. Они знают, за что им платят деньги. Их задача в том и состоит, чтобы не пропустить в печать ни одной строчки, представляющей угрозу существующему порядку. Сегодняшнее выступление епископа было лобовым ударом по установленной морали, призывом еретика. Его и увели с трибуны, чтобы прекратить соблазн. Но газеты очистят скверну, они вытравят ее молчанием. Разве ты не знаешь, что такое пресса в Соединенных Штатах? Это паразитический нарост на теле капитализма. Ее дело — обработка общественного мнения для поддержания существующего порядка, чем она и занимается с похвальным усердием.
(Цитата из романа-утопии «Железная пята», 1908)

— Та же метафизика заключала в себе и силы, которые вывели человечество из мрака средневековья к свету последующих столетий. Разве умозрительная философия и спекулятивное мышление не породили эру кругосветных путешествий и великих открытий?
— Не метафизика породила эру великих открытий. Хлеб насущный, шелка, драгоценности, золото, наконец, закрытие сухопутных путей в Индию — вот то, что заставило человека пуститься в плавание к далеким берегам.
— Эта тема завела бы нас слишком далеко в дебри философии.
— Науке не страшны никакие дебри и никакие дали. Потому-то она и добилась кой-чего. Потому-то она и открыла Америку.
(Цитата из романа-утопии «Железная пята», 1908)

— Что же заставляет тебя расстаться со мной и гонит куда-то, точно ты раб?
— Бизнес — и это для меня очень важно.
— А кто этот Бизнес и почему он имеет такую власть над тобой, могущественным королем? Так зовут твоего бога, которому все вы поклоняетесь, как мой народ поклоняется богу Солнца?
Френсис улыбнулся, удивляясь меткости её сравнения, и сказал:
— Да, это великий американский бог. И бог очень грозный: когда он карает, то карает быстро и ужасно.
— И ты вызвал его недовольство? — спросила она.
— Увы, да, хоть я и не знаю чем. Мне нужно ехать сейчас на Уолл-стрит...
— Это там его алтарь находится? — перебила она его вопросом.
— Да, там находится его алтарь, и там я узнаю, чем я его прогневил и чем могу умилостивить, чтобы искупить свою вину.
(Цитата из романа «Сердца трёх», 1916)

— Я просто надивиться не могу, сколько картофеля, хлеба, мяса и топлива можно купить на двести — триста тысяч долларов. — Епископ повернулся к Эрнесту. — Вы были правы, молодой человек. Труд оплачивается ужасающе низко. Я никогда не трудился и только велеречиво взывал к фарисеям, думая, что проповедую слово божие, а между тем у меня у самого было полумиллионное состояние. Я представления не имел, что значат полмиллиона, пока не научился исчислять деньги стоимостью картофеля, хлеба, масла, мяса. А тогда я понял и другое. Я понял, что мне принадлежат горы картофеля, хлеба и мяса и что я и пальцем не пошевелил, чтобы добыть их. И мне стало ясно, что кто-то другой трудился, добывал — и был потом ограблен. А столкнувшись с бедняками, я воочию увидел тех, кто ограблен, кто голодает и нуждается, потому что их всего лишили.
Неделю спустя мы прочитали о трагической судьбе епископа Морхауза, которого пришлось свезти в городскую больницу для умалишенных. Как говорили газеты, он был в тяжелом, но не безнадежном состоянии.
— Христос велел богатому юноше продать свое имущество и деньги раздать нищим, — говорил Эрнест с горечью. — Епископ последовал его завету — и угодил в сумасшедший дом. Сейчас другое время, другие порядки: богача, раздающего свое имущество беднякам, объявляют сумасшедшим. Вопрос не подлежит обсуждению! Общество высказалось — и баста!
(Цитата из романа-утопии «Железная пята», 1908)